Колтер навис над ней, едва сдерживая ярость от ее саркастического тона.

– А вы, миссис Уоринг, даже не потрудились сообщить мне о предстоящем отцовстве! Сочли, что разумнее обратиться к моему другу! Вы просите меня не осуждать Эмили и вашего отца, а меня уже осудили.

– Вы тоже осудили меня! – выкрикнула она с таким видом, что он не посмел ей возразить.

Эмили наблюдала за ними, вслушиваясь в их слова и в их молчание. Несколько раз она хотела вмешаться, но сдерживалась, понимая, что обоим надо выплеснуть горечь и боль прошедших четырех лет. Однако теперь Элизабет нуждалась в передышке, чтобы взять себя в руки, поэтому Эмили решила отвлечь Колтера:

– Я понимаю, почему такого джентльмена, как вы, полковник, шокирует, что они живут у меня. Но уверяю вас, здесь почти никто не знает о моем прошлом. Ни малейшая тень не коснется Элизабет и ее ребенка.

– И моего ребенка, мадам, – ответил он резко. – Я возмущен вашим тоном. Но, несмотря на то, что Элизабет это отрицает, я уважаю честность и отвечу вам тем же. Я очень недоволен и обеспокоен тем, что они находятся здесь... – Колтер пристально поглядел на Эмили. Смущенный ее прямым, спокойным взглядом, он пробормотал извинения за свою резкость и, тяжело вздохнув, стал теребить волосы, как бы пытаясь привести в порядок мысли. – Может быть, кто-нибудь из вас все-таки объяснит мне, почему вы так боитесь Элмы Уоринг?

Эмили повернулась к Элизабет:

– Надо ему сказать.

– Но риск...

– Риск? Какой риск? – спросил Колтер. – Прекратите говорить так, будто меня здесь нет!

– Извольте, полковник. Однако не забывайте, что вы у меня в гостях, а я не выношу крика.

– И перестань метаться, как зверь в клетке, – добавила Элизабет. – Ты будешь обращаться с Эмили уважительно или уйдешь. Она дала нам приют, когда нам некуда было деваться. Ее дом и ее сердце открыты для нас с Николь, и я очень ей благодарна. Я не допущу, чтобы ты относился к ней иначе.

Колтер кивнул, стараясь не обнаружить радость, ведь из ее слов следовало, что он может сюда вернуться. На большее он сейчас и не рассчитывал.

– Ты расскажешь мне об Элме?

Элизабет опустила голову, ее руки бессознательно мяли ткань юбки.

– Свекровь поклялась, что отнимет у меня Николь.

– Ты немедленно напишешь ей и сообщишь, что Николь моя дочь и у нее нет на девочку никаких прав. Если она пожелает, я возмещу ей все, что она истратила на вас.

– Не могу, – мягко ответила Элизабет. Эмили приподняла трость, предупреждая протест Колтера.

– Вы уверяете, что уважаете честность, полковник. Короче говоря, вы хотите, чтобы ваш ребенок был признан незаконнорожденным? Без имени и прав?

– Нет. Я...

– Вы ничего не сможете сделать, пока вопрос с Джеймсом не прояснится, – объяснила Эмили, видя, в каком возбужденном состоянии находится Колтер. – Подумайте, полковник. – Повернувшись к Элизабет, она добавила: – Пожалуйста, скажи Рут, что полковник будет ужинать с нами. Думаю, нам всем надо отдохнуть. Вы не поможете мне, полковник?

Колтер подал старой женщине руку и помог подняться, одновременно наблюдая, как Элизабет выходит из комнаты.

– Вы все еще любите ее, не правда ли? Колтер не ответил. Если Эмили и была разочарована этим, то не подала виду.

Во время обеда Элизабет все время ощущала сердитое напряжение, исходящее от Колтера. Она понимала, что это только краткое перемирие. Как только они отужинают, и Николь ляжет спать, он опять начнет свой допрос. Уж хоть бы этот день скорее прошел!

Колтер действительно был далек от благодушия. У него внутри все бурлило, и он с трудом сдерживался, подчиняясь молчаливому уговору о перемирии. Ужин был скромным. Подали бекон, едва приправленный зеленью, и рыбу, а простой, грубого помола хлеб исчез со стола задолго до окончания трапезы. Полковник не сразу сообразил, что смотрит на последний кусок, пока Эмили не предложила его. Колтер отказался, поняв, как скудны их запасы, и внимательно оглядел комнату, в которой по-настоящему освещен был только стол. Темные стены, как и полки буфета, были совершенно пусты. Ни одна серебряная вещица не украшала тщательно отполированное дерево. Сначала Колтер решил, что Эмили спрятала все ценности, так как времена были смутные. Но когда Рут поставила перед Николь тарелку с маленьким кексом, а потом подошла к нему и поставила перед ним такую же, Колтеру стало ясно, что ей нечего предложить Эмили и Элизабет. Он вспомнил, как восхитилась Элизабет коробкой конфет, которую он принес ей, и как долго пришлось уговаривать ее попробовать их.

Николь, казалось, унаследовала материнскую любовь к сладкому. Было смешно наблюдать, как она моментально покончила с кексом, а потом стала подбирать пальцем и отправлять в рот крошки. Он подмигнул малышке, и она подарила ему в ответ шаловливую улыбку. Радость, охватившая Колтера, не оставила места для других чувств, и он поклялся себе: никто и ничто, даже война, не омрачит эту драгоценную жизнь.

– Допивай молоко, Николь, – мягко сказала Элизабет.

– А когда допьешь, тебя ждет вот этот кекс, – добавил Колтер, показывая на свою тарелку и надеясь получить от нее еще одну улыбку.

– Она уже съела. Этого вполне достаточно.

– Но мы только что стали друзьями, – возразил он, – ты могла бы сделать исключение из правил, Элизабет. В конце концов, она же принцесса и...

– И ты не будешь вмешиваться в то, как я воспитываю свою...

– Элизабет, – перебила Эмили. – Я уверена, что полковник хотел сделать как лучше. Может быть, половинка кекса удовлетворит всех? Как ты считаешь?

Элизабет недовольно кивнула. К своему удивлению, она поняла, что этот маленький инцидент придал ей силы и мужества. Какие намерения у Колтера и можно ли ему верить? Когда-то он ее бросил. Теперь все как будто говорило о том, что он просит довериться ему. Но, взглянув на него из-под опущенных ресниц, она вынуждена была поправиться: Колтер ни о чем не просит, он просто занял место среди них, как будто это его естественное право.

Запрещая себе сосредоточиваться на таких мыслях, она увела Николь готовиться ко сну.

Следующий час Колтер провел в обществе Эмили. Он сразу понял, что с ней не нужны околичности, она и так охотно отвечала на его вопросы.

– Чтобы помочь Элизабет сбежать от Элмы, я продала все свои ценности, кроме трости Тимоти. Полагаю, вы узнали ее, – ответила она на вопрос об их финансовом положении. – Элизабет придется найти работу, ведь ей удалось захватить с собой только кое-какую одежду.

Настроение Колтера постепенно менялось, откровенность Эмили смягчила его.

– И вас совсем не волнует то, что вы остались без средств?

– Я любила Тимоти Хэммонда так сильно, что распростилась с надеждой быть признанной в обществе. Эту любовь я перенесла на его дочь и внучку. Бог не дал нам собственных детей. Возможно, – проговорила она с легким вздохом, – к лучшему. Если бы я не отдала все, что имела, для спасения Элизабет и малышки, мне никогда не было бы покоя.

– Боюсь, Элизабет не примет от меня помощи.

Эмили внимательно посмотрела на Колтера, стоявшего возле камина. Он был молод, решителен и нетерпелив, но вокруг глаз лежали тени усталости, и Эмили подумала, что он, скорее всего, уже научился обуздывать свою властность и обдумывает ситуацию, прежде чем принять решение.

– Нет, она не облегчит вам эту задачу.

– Я так и думал.

– И это вас сердит. Однако, полковник, этот дом пока еще мой. Если вы усмирите желание командовать, то сможете навещать нас, когда вам будет удобно. А если вы соблаговолите пополнить наши запасы провизии, моя гордость протестовать не будет. Я только прошу вас уважать принципы воспитания Элизабет и не баловать ребенка.

– Мудрый совет, мадам. – Хотя в его тоне все еще сквозили саркастические нотки, улыбка была искренней. – Должен ли я понимать, что найду в вас друга?

– Полковник!

– Как вы сами предложили, мадам, будем взаимно откровенны. Позволите ли вы мне облегчить вашу ношу любыми способами, не ущемляя гордости Элизабет?